И жить торопится, и чувствовать спешит.
Князь Вяземский [Эпиграф взят из стихотворения П. А. Вяземского «Первый снег».]
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»
Так думал молодой повеса,
Летя в пыли на почтовых,
Всевышней волею Зевеса
Наследник всех своих родных. —
Друзья Людмилы и Руслана!
С героем моего романа
Без предисловий, сей же час
Позвольте познакомить вас:
Онегин, добрый мой приятель,
Родился на брегах Невы,
Где, может быть, родились вы
Или блистали, мой читатель;
Там некогда гулял и я:
Но вреден север для меня. [Писано в Бесарабии.]
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил;
Ребенок был резов, но мил.
Monsieur l’Abbé, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
Когда же юности мятежной
Пришла Евгению пора,
Пора надежд и грусти нежной,
Monsieur прогнали со двора.
Вот мой Онегин на свободе;
Острижен по последней моде;
Как dandy [Dandy, франт.] лондонский одет —
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
Мы все учились понемногу
Чему-нибудь и как-нибудь,
Так воспитаньем, слава богу,
У нас немудрено блеснуть.
Онегин был, по мненью многих
(Судей решительных и строгих),
Ученый малый, но педант. [Педант– здесь: «человек, выставляющий напоказ свои знания, свою ученость, с апломбом, судящий обо всем». (Словарь языка А. С. Пушкина.)]
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
Латынь из моды вышла ныне:
Так, если правду вам сказать,
Он знал довольно по-латыни,
Чтоб эпиграфы разбирать,
Потолковать об Ювенале,
В конце письма поставить vale, [Vale– будь здоров (лат.).]
Да помнил, хоть не без греха,
Из Энеиды два стиха.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Но дней минувших анекдоты,
От Ромула до наших дней,
Хранил он в памяти своей.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Всего, что знал еще Евгений,
Пересказать мне недосуг;
Но в чем он истинный был гений,
Что знал он тверже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень, —
Была наука страсти нежной,
Которую воспел Назон,
За что страдальцем кончил он
Свой век блестящий и мятежный
В Молдавии, в глуши степей,
Вдали Италии своей.
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Как рано мог уж он тревожить
Сердца кокеток записных!
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!
Какие сети им готовил!
Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья:
Его ласкал супруг лукавый,
Фобласа давний ученик,
И недоверчивый старик,
И рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и женой.
Бывало, он еще в постеле:
К нему записочки несут.
Что? Приглашенья? В самом деле,
Три дома на вечер зовут:
Там будет бал, там детский праздник.
Куда ж поскачет мой проказник?
С кого начнет он? Всё равно:
Везде поспеть немудрено.
Покамест в утреннем уборе,
Надев широкий боливар, [Шляпа а la Bolivar.]
Онегин едет на бульвар,
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
Уж темно: в санки он садится.
«Пади, пади!» — раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.
К Talon [Известный ресторатор.] помчался: он уверен,
Что там уж ждет его Каверин.
Вошел: и пробка в потолок,
Вина кометы брызнул ток;
Пред ним roast-beef [Roast-beef (ростбиф) – мясное блюдо английской кухни.] окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.
Еще бокалов жажда просит
Залить горячий жир котлет,
Но звон брегета им доносит,
Что новый начался балет.
Театра злой законодатель,
Почетный гражданин кулис,
Онегин полетел к театру,
Где каждый, вольностью дыша,
Готов охлопать entrechat, [entrechat (антраша) – фигура в балете (фр.).]
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать (для того,
Чтоб только слышали его).
Волшебный край! там в стары годы,
Сатиры смелый властелин,
Блистал Фонвизин, друг свободы,
И переимчивый Княжнин;
Там Озеров невольны дани
Народных слез, рукоплесканий
С младой Семеновой делил;
Там наш Катенин воскресил
Корнеля гений величавый;
Там вывел колкий Шаховской
Своих комедий шумный рой,
Там и Дидло [Черта охлажденного чувства, достойная Чальд-Гарольда. Балеты г. Дидло исполнены живости воображения и прелести необыкновенной. Один из наших романтических писателей находил в них гораздо более поэзии, нежели во всей французской литературе.] венчался славой,
Там, там под сению кулис
Младые дни мои неслись.
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеянье взглянул,
Отворотился — и зевнул,
И молвил: «Всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло мне надоел».
Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Еще снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Еще, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони:
А уж Онегин вышел вон;
Домой одеться едет он.
Изображу ль в картине верной
Где мод воспитанник примерный
Одет, раздет и вновь одет?
Всё, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Всё, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной, —
Всё украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
Янтарь на трубках Цареграда,
Фарфор и бронза на столе,
И, чувств изнеженных отрада,
Духи в граненом хрустале;
Гребенки, пилочки стальные,
Прямые ножницы, кривые,
И щетки тридцати родов
И для ногтей, и для зубов.
Руссо (замечу мимоходом)
Не мог понять, как важный Грим
Смел чистить ногти перед ним,
Красноречивым сумасбродом. [Грим опередил свой век: ныне во всей просвещенной Европе чистят ногти особенной щеточкой.]
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
В последнем вкусе туалетом
Заняв ваш любопытный взгляд,
Я мог бы пред ученым светом
Здесь описать его наряд;
Конечно б, это было смело,
Описывать мое же дело:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет;
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо б меньше мог
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический Словарь.
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то… не то, избави Боже!
Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу.
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.
Дианы грудь, ланиты [Ланиты – щеки (устар.).] Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь.
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.
Что ж мой Онегин? Полусонный
В постелю с бала едет он:
А Петербург неугомонный
Уж барабаном пробужден.
Встает купец, идет разносчик,
На биржу тянется извозчик,
С кувшином охтенка спешит,
Под ней снег утренний хрустит.
Проснулся утра шум приятный.
Открыты ставни; трубный дым
Столбом восходит голубым,
И хлебник, немец аккуратный,
В бумажном колпаке, не раз
Уж отворял свой васисдас. [Васисдас – игра слов: во французском языке – форточка, в немецком – вопрос «вас ист дас?» – «что это?», употреблявшийся у русских для обозначения немцев. Торговля в небольших лавочках велась через окно. То есть хлебник-немец успел продать не одну булку.]
Но, шумом бала утомленный,
И утро в полночь обратя,
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя.
Проснется зá полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра то же, что вчера.
Но был ли счастлив мой Евгений,
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?
Вотще ли был он средь пиров
Неосторожен и здоров?
Нет: рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели,
Затем, что не всегда же мог
Beef-steaks и страсбургский пирог
Шампанской обливать бутылкой
И сыпать острые слова,
Когда болела голова;
И хоть он был повеса пылкой,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он застрелиться, слава Богу,
Попробовать не захотел,
Но к жизни вовсе охладел.
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетни света, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его,
Не замечал он ничего.
Причудницы большого света!
Всех прежде вас оставил он;
И правда то, что в наши лета
Довольно скучен высший тон;
Хоть, может быть, иная дама
Толкует Сея и Бентама,
Но вообще их разговор
Несносный, хоть невинный вздор;
К тому ж они так непорочны,
Так величавы, так умны,
Так благочестия полны,
Так осмотрительны, так точны,
Так неприступны для мужчин,
Что вид их уж рождает сплин. [Вся сия ироническая строфа не что иное, как тонкая похвала прекрасным нашим соотечественницам. Так Буало, под видом укоризны, хвалит Лудовика XIV. Наши дамы соединяют просвещение с любезностию и строгую чистоту нравов с этою восточною прелестию, столь пленившей г-жу Сталь (см. Dix années d’exil / «Десять лет изгнания» (фр.)).]
И вы, красотки молодые,
Которых позднею порой
Уносят дрожки удалые
По петербургской мостовой,
И вас покинул мой Евгений.
Отступник бурных наслаждений,
Онегин дома заперся,
Зевая, за перо взялся,
Хотел писать — но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его,
И не попал он в цех задорный
Людей, о коих не сужу,
Затем, что к ним принадлежу.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он — с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а всё без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований,
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Всё это часто придает
Большую прелесть разговору.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке, с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
Как часто летнею порою,
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою [Читатели помнят прелестное описание петербургской ночи в идиллии Гнедича:]
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмы
Перенесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.
С душою, полной сожалений,
И опершися на гранит,
Стоял задумчиво Евгений,
Как описал себя пиит. []
Всё было тихо; лишь ночные
Да дрожек отдаленный стук
С Мильонной [Мильонная – название улицы в Санкт-Петербурге.] раздавался вдруг;
Лишь лодка, веслами махая,
Плыла по дремлющей реке:
И нас пленяли вдалеке
Рожок и песня удалая…
Но слаще, средь ночных забав,
Напев Торкватовых октав! [Торкватовые октавы – стихи итальянского поэта эпохи Возрождения Торквато Тассо (1544–1595).]
О Брента! нет, увижу вас
И, вдохновенья снова полный,
Услышу ваш волшебный глас!
Он свят для внуков Аполлона;
По гордой лире Альбиона [Гордой лирой Альбиона А. С. Пушкин называет творчество английского поэта Байрона.]
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле
С венецианкою младой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
Придет ли час моей свободы?
Пора, пора! — взываю к ней;
Брожу над морем, [Писано в Одессе.] жду погоды,
Маню ветрила кораблей.
Под ризой бурь, с волнами споря,
По вольному распутью моря
Когда ж начну я вольный бег?
Пора покинуть скучный брег
Мне неприязненной стихии,
И средь полуденных зыбей,
Под небом Африки моей, [См. первое издание Евгения Онегина.]
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
Онегин был готов со мною
Увидеть чуждые страны;
Но скоро были мы судьбою
На долгий срок разведены.
Отец его тогда скончался.
Перед Онегиным собрался
Заимодавцев жадный полк.
У каждого свой ум и толк:
Евгений, тяжбы ненавидя,
Довольный жребием своим,
Наследство предоставил им,
Большой потери в том не видя
Иль предузнав издалека
Кончину дяди старика.
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
Нашел он полон двор услуги;
К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до похорон.
Попы и гости ели, пили
И после важно разошлись,
Как будто делом занялись.
Вот наш Онегин — сельский житель,
Заводов, вод, лесов, земель
Хозяин полный, а досель
Порядка враг и расточитель,
И очень рад, что прежний путь
Переменил на что-нибудь.
Два дня ему казались новы
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
Я был рожден для жизни мирной,
Для деревенской тишины:
В глуши звучнее голос лирный,
Живее творческие сны.
Досугам посвятясь невинным,
Брожу над озером пустынным,
И far niente [Far niente – безделие (ит.).] мой закон.
Я каждым утром пробужден
Для сладкой неги и свободы:
Читаю мало, долго сплю,
Летучей славы не ловлю.
Не так ли я в былые годы
Провел в бездействии, в тени
Мои счастливейшие дни?
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! я предан вам душой.
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом.
Замечу кстати: все поэты —
Любви мечтательной друзья.
Бывало, милые предметы
Мне снились, и душа моя
Их образ тайный сохранила;
Их после муза оживила:
Так я, беспечен, воспевал
И деву гор, мой идеал,
И пленниц берегов Салгира. [Салгир – река в Крыму.]
Видео:Краткое содержание - Евгений ОнегинСкачать
Ямб энергичен, деловит.
Ямб энергичен, деловит;
Как вечный демократ,
Всегда он чуточку спешит,
И всем поэтам рад.
Но есть величия секрет,
В стихах, простых на вид:
Ведь ямбом пишется сонет,-
Традиция гласит.
Хорей
У хорея ритм двусложный
Безударный — на второй.
Бодрой песенкой дорожной
Он вдруг чудится порой,
То капелью утро будит,
То кукушкой прокричит…
Как природа данный людям,
Часто он вокруг звучит.
Дактиль
Дактиль задумчив и полон покоя,
Взмахами пальца считая размер.
Это его шестистопной строкою
В мире гекзаметр прославил Гомер.
Есть в нём величия странная сила,
Отзвук вопроса, дерзаний святых,
И дорогой, по-старинному милый,
Истинный блеск непростой красоты.
Амфибрахий
Для русского слуха хорош амфибрахий,
В нём есть широта и простор,
Отчаянье удали в снежном размахе,
Неспешный степной разговор,
Бескрайних лесов потаённые чащи,
В безбрежности рек – облака,
Им вдруг заклинанья читающий пращур
Посмотрит в глаза сквозь века.
Анапест
У анапеста нрав непростой:
И упрямым он слышен порой нам,
Выделяя незримой чертой
Звуки в чередовании стройном.
В нём приказ, утвержденье, напор…
С отголоском обыденной речи.
Может он рифмовать милый вздор
И романсом украсить наш вечер.
В любом стихотворном произведении важно не только содержание, но и форма, в первую очередь – размер. Размер стихотворения определяет его темп, музыку, настроение. Основные стихотворные размеры – это двухсложные ямб или хорей и трехсложные дактиль, амфибрахий и анапест. У каждого из этих размеров свой ритм, придающий стихотворению определенные особенности.
Как определить размер в стихотворении
Инструкция
1
В первую очередь, чтобы определить размер, нужно прочитать стихотворение ритмично, делая силовое ударение, не обращая внимания на смысл слов, как будто выбивая барабанную дробь.
2
Напишите стихотворную строчку и подчеркните в ней все слоги (или гласные буквы), которые получились ударными. Например:
мой дЯдя сАмых чЕстных прАвил
когдА не в шУтку зАнемОг…
3
Теперь посчитайте, сколько неударных слогов находится между ударными. В нашем примере на один ударный слог приходится один безударный, значит это двусложный размер – ямб или хорей. Запомните: в хорее ударение падает на первый из двух слогов, в ямбе – на второй. Значит, взятый нами пример из «Евгения Онегина» — это ямб.
Пример хорея:
мОй весЁлый звОнкий мЯч
тЫ кудА помчАлся вскАчь
Немного потренировавшись, вы научитесь определять размер стиха в уме, не отмечая ударные и безударные слоги на бумаге.
4
Точно так же различают трехсложные стихотворные размеры. Разница только в том, что в одном стопе в этом случае будет один ударный и два безударных слога. Если ударении падает на самый первый слог – этот размер называется дактиль, если на второй – амфибрахий, на третий – анапест.
тУчки небЕсные, вЕчные стрАнники
Пример амфибрахия:
конЯ на скакУ останОвит,
в горЯщую Избу войдЁт
Пример анапеста:
Я люблЮ тебя жИзнь,
что самО по себЕ и не нОво
5
Чтобы определить количество стоп (стопа – это группа слогов, на один из которых падает ударение), то есть выяснить, трехстопный это хорей или, например, пятистопный ямб, нужно сосчитать количество ударных слогов. В примере из «Евгения Онегина» мы видим, что это четырехстопный ямб. Стихотворение С.Маршака о мяче – четырехстопный хорей.
Помните, что ударные слоги при ритмичном чтении могут не соответствовать обычному ударению в словах! Например, в слове «зАнемОг» из нашего первого примера фактическое ударение одно (на «О»), но при ритмичном чтении мы слышим и второе, на «А».
Ямб, хорей, дактиль, амфибрахий, анапест
Наталия Аристова
Ямб
Ямб энергичен, деловит;
Как вечный демократ,
Всегда он чуточку спешит,
И всем поэтам рад.
Но есть величия секрет,
В стихах, простых на вид:
Ведь ямбом пишется сонет,-
Традиция гласит.
Хорей
У хорея ритм двусложный
Безударный — на второй.
Бодрой песенкой дорожной
Он вдруг чудится порой,
То капелью утро будит,
То кукушкой прокричит…
Как природа данный людям,
Часто он вокруг звучит.
Дактиль
Дактиль задумчив и полон покоя,
Взмахами пальца считая размер.
Это его шестистопной строкою
В мире гекзаметр прославил Гомер.
Есть в нём величия странная сила,
Отзвук вопроса, дерзаний святых,
И дорогой, по-старинному милый,
Истинный блеск непростой красоты.
Амфибрахий
Для русского слуха хорош амфибрахий,
В нём есть широта и простор,
Отчаянье удали в снежном размахе,
Неспешный степной разговор,
Бескрайних лесов потаённые чащи,
В безбрежности рек – облака,
Им вдруг заклинанья читающий пращур
Посмотрит в глаза сквозь века.
Анапест
У анапеста нрав непростой:
И упрямым он слышен порой нам,
Выделяя незримой чертой
Звуки в чередовании стройном.
В нём приказ, утвержденье, напор…
С отголоском обыденной речи.
Может он рифмовать милый вздор
И романсом украсить наш вечер.
Презентация по литературе «Стихотворный размер. Понятие рифмы»
Данная презентация по литературе состоит из двух частей:
В первой части рассматриваются понятие стопы, метра и стихотворного размера. Рассматриваются хорей, ямб, дактиль, амфибрахий, анапест. А также дана практическая работа на определение стихотворных размеров на практике.
Во второй части рассматриваются виды рифм: кольцевая, перекрестная, парная.
Как определить ямб и хорей
Вам понадобится
Инструкция
Как определить ямб и хорей
Ямб и хорей — это стихотворные размеры. Двусложные, потому что состоят из двух слогов, на один из которых падает ударение. В ямбе ударение падает на второй слог, в хорее — на первый. Ударный и безударный слог образуют стопу.
Вам понадобится
— бумага,
— ручка или карандаш;
— стихотворение для анализа.
Ямб и хорей — двусложные, самые простые, стихотворные размеры. Название хорея произошло от греческого слова «плясовой», происхождение слова «ямб» приписывают одноименному музыкальному инструменту. Оба размера энергичны, благодаря ритмичному чередованию ударного и безударного слогов. Ямб и хорей часто можно встретить в песенном жанре.
Хорей — стихотворная стихотворный размер с ударением на первом слоге. Возьмите для разбора какое-нибудь произведение. Например, всем известные строки А. С. Пушкина: «Осень мглою небо кроет. ».
Расставьте во всем анализируемом тексте ударения. Схематично обозначьте ударные и неударные слоги. Ударные обозначьте !, неударные -. Посмотрите, что получилось: !- !- !- !-.
Заметьте закономерность, на какой слог постоянно падает ударение. В двусложной стопе должен быть только один ударный слог, именно очередность ударных слогов образует размер. Двусложным является размер, где из двух слогов один ударный. В хорее ударение всегда падает на нечетный слог, в разбираемой строке — на 1, 3, 5, 7 слог.
Заметьте, что идеально подобранные слова из двух слогов встречаются редко. Поэтому можно встретиться с характерным для двусложных размеров явлением как пиррихий — облегченная стопа, где ни на один слог не падает ударение. Чтобы определить размер стихотворения, где встретился пиррихий, нужно расставить ударения в нескольких строчках и уже делать вывод о размере.
Например, слова песни Ю. Шевчука: «Что такое осень — это небо,// Плачущее небо под ногами». Ударения образуют такую схему: !- !- !- !- !- // !- — !- — !-. Во второй строке дважды встречается пиррихий —
во 2 и 4 стопе.
Ямб — двусложная стопа с ударением на втором слоге. В строке ударения всегда падают на четные слоги — 2, 4, 6, 8. Примером может послужить отрывок из «Евгения Онегина»: «Я вам пишу, чего же боле,//Что я могу ещё сказать?».
Расставьте в словах ударения и схематично изобразите ударные и неударные слоги: -! -! -! -! -. Ударение всегда падает на четные слоги: 2, 4, 6, 8.
Как определить стихотворный размер стихотворения. Лёгкая и доступная метода.
Определение стихотворного размера при анализе стихотворения бывает камнем преткновения даже для отъявленных отличников. Почему? Потому что в школе на уроках литературы неправильно преподаётся его методика! Это говорю вам я, корнет Оболенский, лингвист и литератор, который, в отличие от пушкинского героя может с лёгкостью отличить хорей от ямба.
Итак, что же не так в школьной программе? Ну вообще-то, процесс определения стихотворного размера в школе происходит так: берётся стихотворение, переписывается в тетрадь какое-нибудь четверостишие, причём целиком!
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Затем разбивают на слоги и расставляют ударения. Давайте теперь и далее обозначать ударный слог апострофом ( ‘ ), а безударный — подчёркиванием (_). Вот наш «Онегин»:
‘ ‘ _ ‘ _ ‘ _ ‘ _
_ ‘ ‘ ‘ _ _ _ ‘
‘ _ _ ‘ _ ‘ _ ‘ _
‘ ‘ _ ‘ _ _ ‘ ‘
. Что за бред. Согласитесь, здесь сложно найти какой-либо такт и ритм и стихотворный размер, естественно. Тут нет ни хорея, ни ямба, сплошная азбука Морзе! Ну ладно, в первой строчке мы видим что-то наподобие хорея. Или ямба? Или всё-таки хорея? Да даже если знать, что стих исполнен четырёхстопным ямбом, то ничего учительнице всё-равно не докажешь.
И тут ученики начинают возмущаться, утверждать, что размер зависит от того, как разбить стихотворение на стопы, что здесь вообще нестандартный размер. Несмотря на то, что определение тактового размера стихотворения — устный процесс, и не требуется переписывать целое четверостишие, а можно ограничиться всего одной строкой (для определения стопности) и даже одной стопой!
Вспомним, собственно, какие у нас имеются варианты размеров:
Хорей ‘ _
Ямб _ ‘
Дактиль ‘ _ _
Амфибрахий _ ‘ _
Анапест _ _ ‘
Предлагаю вам, господа, простую и быструю методику определение стихотворного размера.
Первое правило: забудьте что такое ударение! Забудьте напрочь, потому что в моём методе термин «ударение» обозначает совсем другое.
Второе правило: забудьте что такое слово, потому что слово в терминологии моего метода — это вся строка целиком:
Мойдядясамыхчестныхправил
Когданевшуткузанемог
Онуважатьсебязаставил
Илучшевыдуматьнемог
Теперь разберёмся в термине «ударение» . Внимание! Чёткого определения этому термину я не дам. Скажу лишь то, что в одном «слове»: а) несколько ударений; б) все ударные слоги отстоят друг от друга на равном расстоянии, потому что в) расстановка ударений определяется ритмом. Из этих постулатов следует, что надо использовать чувство ритма, а не логику. Прочитайте стихотворение в стиле индастриал, вспомните Hot Butter — «Popcorn». Выделяйте ударные слоги повышением тона и громкости обязательно. Не «выстреливайте очередью» сразу несколько слогов, если по закону ритма слог должен быть ударным, произнесите его с ударением. «Бейте в барабаны», вы «ударник» в рок-группе. Или поезд: «чух-ЧУХ!-чух-ЧУХ!-чух-ЧУХ!», или: «ЧУХ!-чух-чух-ЧУХ!-чух-чух-ЧУХ!-чух-чух. » Кстати, в первом случае с поездом получается трёхстопный ямб, а во втором — трёхстопный дактиль.
Вернёмся к Пушкину. Если проставить ударения так, как предлагаю я, по закону ритма, то получится вот что:
Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Здесь «ударные» слоги выделены красным цветом. Заметьте, в слове «Мой», в частицах «не» и других односложных словах ударение не проставлено вообще, хотя по логике оно там должно быть. Зато в словах «занемог», «выдумать» стоит аж целых два ударения! Что значит по законам ритма! Попробуйте прочитать написанное выше четверостишие, чётко выделяя ударением гласные буквы в ударных слогах и произнося безударные как можно слабее, и вы поймёте, как следует ставить ритмическое ударение.
Какой же у нас теперь ритмический рисунок? А вот какой:
_ ‘ _ ‘ _ ‘ _ ‘ _
_ ‘ _ ‘ _ ‘ _ ‘
_ ‘ _ ‘ _ ‘ _ ‘ _
_ ‘ _ ‘ _ ‘ _ ‘
Красота? Красота! Это же ямб! Четырёхстопный! А мы мучались, переписывали, ныли. А оказывается, надо просто почувствовать ритм, и решение само придёт.
Собственно, что же такое стихотворный размер? Зачем он нужен? А стихотворный размер — это то, что делает стихотворение стихотворением (здесь следовало бы добавить: «силлабо-тоническим стихотворением», но будем проще). Стало быть, у двух стихотворений с одинаковыми стихотворными размерами должно быть нечто общее? Интересно, что же? А вот что. Давайте-ка смешаем «Евгения Онегина» с «Парусом» М.Ю. Лермонтова. Получается вот такая забавная штука:
Мой дядя самых честных правил
В тумане моря голубом.
Он уважать себя заставил.
Что кинул он в краю родном?
Белеет парус одинокий,
Когда не в шутку занемог.
Что ищет он в стране далёкой,
И лучше выдумать не мог?
Хе-хе! Бессмыслица? Но нас интересует совсем другое. Каково читается (с точки зрения ритма)? Гармонично? Вроде да. Как будто ничего не меняли и не смешивали. Для сравнения:
Мой дядя самых честных правил,
Не с гор побежали ручьи,
Он уважать себя заставил,
Обходит владенья свои.
Не ветер бушует над бором,
В тумане моря голубом,
Мороз-воевода дозором,
Что кинул он в краю родном?
Чувствуете, что-то где-то перескакивает, когда переходите на новую строчку. Меняется такт. Это говорит о том, что эти два стихотворения Некрасова и Лермонтова имеют разный стихотворный размер.
Tags: интересное, тексты
Видео:Enflyte - Письмо Татьяны к ОнегинуСкачать
Другие статьи в литературном дневнике:
- 28.06.2016. ***
- 21.06.2016. История это
- 17.06.2016. ссылки на стихи других авторов
- 13.06.2016. Ямб энергичен, деловит.
- 12.06.2016. Сонет 129 Уильяма Шекспира
- 09.06.2016. ***
- 05.06.2016. луна.
Портал Стихи.ру предоставляет авторам возможность свободной публикации своих литературных произведений в сети Интернет на основании пользовательского договора. Все авторские права на произведения принадлежат авторам и охраняются законом. Перепечатка произведений возможна только с согласия его автора, к которому вы можете обратиться на его авторской странице. Ответственность за тексты произведений авторы несут самостоятельно на основании правил публикации и российского законодательства. Вы также можете посмотреть более подробную информацию о портале и связаться с администрацией.
Ежедневная аудитория портала Стихи.ру – порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.
© Все права принадлежат авторам, 2000-2022 Портал работает под эгидой Российского союза писателей 18+
Видео:"Евгений Онегин" за 30 секунд |Литература ЕГЭ 2023 #литература #егэ2023 #умскулСкачать
Глава первая
И жить торопится, и чувствовать спешит.
Князь Вяземский[2]
«Мой дядя самых честных правил,
Когда не в шутку занемог,
Он уважать себя заставил
И лучше выдумать не мог.
Его пример другим наука;
Но, боже мой, какая скука
С больным сидеть и день и ночь,
Не отходя ни шагу прочь!
Какое низкое коварство
Полуживого забавлять,
Ему подушки поправлять,
Печально подносить лекарство,
Вздыхать и думать про себя:
Когда же черт возьмет тебя!»
Служив отлично-благородно,
Долгами жил его отец,
Давал три бала ежегодно
И промотался наконец.
Судьба Евгения хранила:
Сперва Madame за ним ходила,
Потом Monsieur ее сменил;
Ребенок был резов, но мил.
Monsieur l’Abbe€, француз убогой,
Чтоб не измучилось дитя,
Учил его всему шутя,
Не докучал моралью строгой,
Слегка за шалости бранил
И в Летний сад гулять водил.
лондонский одет—
И наконец увидел свет.
Он по-французски совершенно
Мог изъясняться и писал;
Легко мазурку танцевал
И кланялся непринужденно;
Чего ж вам больше? Свет решил,
Что он умен и очень мил.
.
Имел он счастливый талант
Без принужденья в разговоре
Коснуться до всего слегка,
С ученым видом знатока
Хранить молчанье в важном споре
И возбуждать улыбку дам
Огнем нежданных эпиграмм.
,
Да помнил, хоть не без греха,
Из Энеиды два стиха.
Он рыться не имел охоты
В хронологической пыли
Бытописания земли;
Но дней минувших анекдоты,
От Ромула до наших дней,
Хранил он в памяти своей.
Высокой страсти не имея
Для звуков жизни не щадить,
Не мог он ямба от хорея,
Как мы ни бились, отличить.
Бранил Гомера, Феокрита;
Зато читал Адама Смита
И был глубокий эконом,
То есть умел судить о том,
Как государство богатеет,
И чем живет, и почему
Не нужно золота ему,
Когда простой продукт имеет.
Отец понять его не мог
И земли отдавал в залог.
Всего, что знал еще Евгений,
Пересказать мне недосуг;
Но в чем он истинный был гений,
Что знал он тверже всех наук,
Что было для него измлада
И труд, и мука, и отрада,
Что занимало целый день
Его тоскующую лень,—
Была наука страсти нежной,
Которую воспел Назон,
За что страдальцем кончил он
Свой век блестящий и мятежный
В Молдавии, в глуши степей,
Вдали Италии своей.
Как рано мог он лицемерить,
Таить надежду, ревновать,
Разуверять, заставить верить,
Казаться мрачным, изнывать,
Являться гордым и послушным,
Внимательным иль равнодушным!
Как томно был он молчалив,
Как пламенно красноречив,
В сердечных письмах как небрежен!
Одним дыша, одно любя,
Как он умел забыть себя!
Как взор его был быстр и нежен,
Стыдлив и дерзок, а порой
Блистал послушною слезой!
Как он умел казаться новым,
Шутя невинность изумлять,
Пугать отчаяньем готовым,
Приятной лестью забавлять,
Ловить минуту умиленья,
Невинных лет предубежденья
Умом и страстью побеждать,
Невольной ласки ожидать,
Молить и требовать признанья,
Подслушать сердца первый звук,
Преследовать любовь и вдруг
Добиться тайного свиданья…
И после ей наедине
Давать уроки в тишине!
Как рано мог уж он тревожить
Сердца кокеток записных!
Когда ж хотелось уничтожить
Ему соперников своих,
Как он язвительно злословил!
Какие сети им готовил!
Но вы, блаженные мужья,
С ним оставались вы друзья:
Его ласкал супруг лукавый,
Фобласа давний ученик,
И недоверчивый старик,
И рогоносец величавый,
Всегда довольный сам собой,
Своим обедом и женой.
Видео:"Евгений Онегин" в двух словахСкачать
XIII. XIV
,
Онегин едет на бульвар,
И там гуляет на просторе,
Пока недремлющий брегет
Не прозвонит ему обед.
окровавленный
И трюфли, роскошь юных лет,
Французской кухни лучший цвет,
И Страсбурга пирог нетленный
Меж сыром лимбургским живым
И ананасом золотым.
,
Обшикать Федру, Клеопатру,
Моину вызвать (для того,
Чтоб только слышали его).
Видео:Евгений Онегин | Краткий пересказСкачать
XVIII
венчался славой,
Там, там под сению кулис
Младые дни мои неслись.
Мои богини! что вы? где вы?
Внемлите мой печальный глас:
Всё те же ль вы? другие ль девы,
Сменив, не заменили вас?
Услышу ль вновь я ваши хоры?
Узрю ли русской Терпсихоры
Душой исполненный полет?
Иль взор унылый не найдет
Знакомых лиц на сцене скучной,
И, устремив на чуждый свет
Разочарованный лорнет,
Веселья зритель равнодушный,
Безмолвно буду я зевать
И о былом воспоминать?
Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, всё кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит.
Блистательна, полувоздушна,
Смычку волшебному послушна,
Толпою нимф окружена,
Стоит Истомина; она,
Одной ногой касаясь пола,
Другою медленно кружит,
И вдруг прыжок, и вдруг летит,
Летит, как пух от уст Эола;
То стан совьет, то разовьет,
И быстрой ножкой ножку бьет.
Всё хлопает. Онегин входит,
Идет меж кресел по ногам,
Двойной лорнет скосясь наводит
На ложи незнакомых дам;
Все ярусы окинул взором,
Всё видел: лицами, убором
Ужасно недоволен он;
С мужчинами со всех сторон
Раскланялся, потом на сцену
В большом рассеянье взглянул,
Отворотился– и зевнул,
И молвил: «Всех пора на смену;
Балеты долго я терпел,
Но и Дидло5) мне надоел».
Еще амуры, черти, змеи
На сцене скачут и шумят;
Еще усталые лакеи
На шубах у подъезда спят;
Еще не перестали топать,
Сморкаться, кашлять, шикать, хлопать;
Еще снаружи и внутри
Везде блистают фонари;
Еще, прозябнув, бьются кони,
Наскуча упряжью своей,
И кучера, вокруг огней,
Бранят господ и бьют в ладони:
А уж Онегин вышел вон;
Домой одеться едет он.
Видео:А.С. Пушкин "Письмо Татьяны к Онегину" | Учи стихи легко | Караоке | Аудио Стихи Слушать ОнлайнСкачать
XXIII
Изображу ль в картине верной
Уединенный кабинет,
Где мод воспитанник примерный
Одет, раздет и вновь одет?
Всё, чем для прихоти обильной
Торгует Лондон щепетильный
И по Балтическим волнам
За лес и сало возит нам,
Всё, что в Париже вкус голодный,
Полезный промысел избрав,
Изобретает для забав,
Для роскоши, для неги модной,—
Всё украшало кабинет
Философа в осьмнадцать лет.
.
Защитник вольности и прав
В сем случае совсем неправ.
Быть можно дельным человеком
И думать о красе ногтей:
К чему бесплодно спорить с веком?
Обычай деспот меж людей.
Второй Чадаев, мой Евгений,
Боясь ревнивых осуждений,
В своей одежде был педант
И то, что мы назвали франт.
Он три часа по крайней мере
Пред зеркалами проводил
И из уборной выходил
Подобный ветреной Венере,
Когда, надев мужской наряд,
Богиня едет в маскарад.
В последнем вкусе туалетом
Заняв ваш любопытный взгляд,
Я мог бы пред ученым светом
Здесь описать его наряд;
Конечно б, это было смело,
Описывать мое же дело:
Но панталоны, фрак, жилет,
Всех этих слов на русском нет;
А вижу я, винюсь пред вами,
Что уж и так мой бедный слог
Пестреть гораздо б меньше мог
Иноплеменными словами,
Хоть и заглядывал я встарь
В Академический Словарь.
Видео:Евгений Онегин. Краткое содержаниеСкачать
XXVII
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской карете
Уж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы рядами
Двойные фонари карет
Веселый изливают свет
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
Видео:Как правильно читать «Евгения Онегина»?Скачать
XXVIII
Вот наш герой подъехал к сеням;
Швейцара мимо он стрелой
Взлетел по мраморным ступеням,
Расправил волоса рукой,
Вошел. Полна народу зала;
Музыка уж греметь устала;
Толпа мазуркой занята;
Кругом и шум и теснота;
Бренчат кавалергарда шпоры;
Летают ножки милых дам;
По их пленительным следам
Летают пламенные взоры,
И ревом скрыпок заглушен
Ревнивый шепот модных жен.
Во дни веселий и желаний
Я был от балов без ума:
Верней нет места для признаний
И для вручения письма.
О вы, почтенные супруги!
Вам предложу свои услуги;
Прошу мою заметить речь:
Я вас хочу предостеречь.
Вы также, маменьки, построже
За дочерьми смотрите вслед:
Держите прямо свой лорнет!
Не то… не то, избави Боже!
Я это потому пишу,
Что уж давно я не грешу.
Увы, на разные забавы
Я много жизни погубил!
Но если б не страдали нравы,
Я балы б до сих пор любил.
Люблю я бешеную младость,
И тесноту, и блеск, и радость,
И дам обдуманный наряд;
Люблю их ножки; только вряд
Найдете вы в России целой
Три пары стройных женских ног.
Ах! долго я забыть не мог
Две ножки… Грустный, охладелый,
Я всё их помню, и во сне
Они тревожат сердце мне.
Когда ж и где, в какой пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.
Видео:"Евгений Онегин" / Полное краткое содержание и разборСкачать
XXXII
Флоры
Прелестны, милые друзья!
Однако ножка Терпсихоры
Прелестней чем-то для меня.
Она, пророчествуя взгляду
Неоцененную награду,
Влечет условною красой
Желаний своевольный рой.
Люблю ее, мой друг Эльвина,
Под длинной скатертью столов,
Весной на мураве лугов,
Зимой на чугуне камина,
На зеркальном паркете зал,
У моря на граните скал.
Видео:Евгений Онегин. Александр Пушкин. Читает Иннокентий Смоктуновский (1981-82)Скачать
XXXIII
Я помню море пред грозою:
Как я завидовал волнам,
Бегущим бурной чередою
С любовью лечь к ее ногам!
Как я желал тогда с волнами
Коснуться милых ног устами!
Нет, никогда средь пылких дней
Кипящей младости моей
Я не желал с таким мученьем
Лобзать уста младых Армид,
Иль розы пламенных ланит,
Иль перси, полные томленьем;
Нет, никогда порыв страстей
Так не терзал души моей!
Видео:А.С.Пушкин "Евгений Онегин". Читает Иннокентий Смоктуновский (Аудиокнига)Скачать
XXXIV
Мне памятно другое время!
В заветных иногда мечтах
Держу я счастливое стремя…
И ножку чувствую в руках;
Опять кипит воображенье,
Опять ее прикосновенье
Зажгло в увядшем сердце кровь,
Опять тоска, опять любовь.
Но полно прославлять надменных
Болтливой лирою своей;
Они не стоят ни страстей,
Ни песен, ими вдохновенных:
Слова и взор волшебниц сих
Обманчивы… как ножки их.
Видео:ВЫЖИМКА ДЛЯ СОЧИНЕНИЙ! ЕВГЕНИЙ ОНЕГИНСкачать
XXXVI
Но, шумом бала утомленный,
И утро в полночь обратя,
Спокойно спит в тени блаженной
Забав и роскоши дитя.
Проснется за€ полдень, и снова
До утра жизнь его готова,
Однообразна и пестра,
И завтра то же, что вчера.
Но был ли счастлив мой Евгений,
Свободный, в цвете лучших лет,
Среди блистательных побед,
Среди вседневных наслаждений?
Вотще ли был он средь пиров
Неосторожен и здоров?
Видео:Евгений Онегин. Александр ПушкинСкачать
XXXVII
Нет: рано чувства в нем остыли;
Ему наскучил света шум;
Красавицы не долго были
Предмет его привычных дум;
Измены утомить успели;
Друзья и дружба надоели,
Затем, что не всегда же мог
Beef-steaks и страсбургский пирог
Шампанской обливать бутылкой
И сыпать острые слова,
Когда болела голова;
И хоть он был повеса пылкой,
Но разлюбил он наконец
И брань, и саблю, и свинец.
Видео:Тайные знаки Пушкина в романе "Евгений Онегин". Михаил КазиникСкачать
XXXVIII
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора,
Подобный английскому сплину,
Короче: русская хандра
Им овладела понемногу;
Он застрелиться, слава Богу,
Попробовать не захотел,
Но к жизни вовсе охладел.
Как Child-Harold, угрюмый, томный
В гостиных появлялся он;
Ни сплетни света, ни бостон,
Ни милый взгляд, ни вздох нескромный,
Ничто не трогало его,
Не замечал он ничего.
Видео:Мультиратура - Евгений ОнегинСкачать
XXXIX. XL. XLI
Видео:Евгений Онегин. Читает Сергей Юрский (1967)Скачать
XLIII
И вы, красотки молодые,
Которых позднею порой
Уносят дрожки удалые
По петербургской мостовой,
И вас покинул мой Евгений.
Отступник бурных наслаждений,
Онегин дома заперся,
Зевая, за перо взялся,
Хотел писать– но труд упорный
Ему был тошен; ничего
Не вышло из пера его,
И не попал он в цех задорный
Людей, о коих не сужу,
Затем, что к ним принадлежу.
И снова, преданный безделью,
Томясь душевной пустотой,
Уселся он– с похвальной целью
Себе присвоить ум чужой;
Отрядом книг уставил полку,
Читал, читал, а всё без толку:
Там скука, там обман иль бред;
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги;
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.
Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты,
С ним подружился я в то время.
Мне нравились его черты,
Мечтам невольная преданность,
Неподражательная странность
И резкий, охлажденный ум.
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба;
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей;
Кто чувствовал, того тревожит
Призрак невозвратимых дней:
Тому уж нет очарований,
Того змия воспоминаний,
Того раскаянье грызет.
Всё это часто придает
Большую прелесть разговору.
Сперва Онегина язык
Меня смущал; но я привык
К его язвительному спору,
И к шутке, с желчью пополам,
И злости мрачных эпиграмм.
Видео:Письмо Татьяны Онегину - Евгений Онегин (А.С. Пушкин)Скачать
XLVII
Читатели помнят прелестное описание петербургской ночи в идиллии Гнедича:
Вот ночь; но меркнут златистые полосы облак.
Без звезд и без месяца вся озаряется дальность.
На взморье далеком сребристые видны ветрила
Чуть видных судов, как по синему небу плывущих.
Сияньем бессумрачным небо ночное сияет,
И пурпур заката сливается с златом востока:
Как будто денница за вечером следом выводит
Румяное утро.– Была то година златая.
Как летние дни похищают владычество ночи;
Как взор иноземца на северном небе пленяет
Сиянье волшебное тени и сладкого света,
Каким никогда не украшено небо полудня;
Та ясность, подобная прелестям северной девы,
Которой глаза голубые и алые щеки
Едва оттеняются русыми локон волнами.
Тогда над Невой и над пышным Петрополем видят
Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;
Тогда Филомела полночные песни лишь кончит
И песни заводит, приветствуя день восходящий.
Но поздно; повеяла свежесть на невские тундры;
Роса опустилась; ………………………
Вот полночь: шумевшая вечером тысячью весел,
Нева не колыхнет; разъехались гости градские;
Ни гласа на бреге, ни зыби на влаге, все тихо;
Лишь изредка гул от мостов пробежит над водою;
Лишь крик протяженный из дальней промчится
деревни,
Где в ночь окликается ратная стража со стражей.
Все спит. ………………………
И вод веселое стекло
Не отражает лик Дианы,
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь,
Чувствительны, беспечны вновь,
Дыханьем ночи благосклонной
Безмолвно упивались мы!
Как в лес зеленый из тюрьмы
Перенесен колодник сонный,
Так уносились мы мечтой
К началу жизни молодой.
Видео:А.С.Пушкин "Евгений Онегин". Глава первая. Читает С.Юрский (1967)Скачать
XLVIII
Въявь богиню благосклонну
Зрит восторженный пиит,
Что проводит ночь бессону,
Опершися на гранит.
(Муравьев. Богине Невы)
Он мне знаком, он мне родной.
Ночей Италии златой
Я негой наслажусь на воле
С венецианкою младой,
То говорливой, то немой,
Плывя в таинственной гондоле;
С ней обретут уста мои
Язык Петрарки и любви.
,
Вздыхать о сумрачной России,
Где я страдал, где я любил,
Где сердце я похоронил.
Онегин был готов со мною
Увидеть чуждые страны;
Но скоро были мы судьбою
На долгий срок разведены.
Отец его тогда скончался.
Перед Онегиным собрался
Заимодавцев жадный полк.
У каждого свой ум и толк:
Евгений, тяжбы ненавидя,
Довольный жребием своим,
Наследство предоставил им,
Большой потери в том не видя
Иль предузнав издалека
Кончину дяди старика.
Вдруг получил он в самом деле
От управителя доклад,
Что дядя при смерти в постеле
И с ним проститься был бы рад.
Прочтя печальное посланье,
Евгений тотчас на свиданье
Стремглав по почте поскакал
И уж заранее зевал,
Приготовляясь, денег ради,
На вздохи, скуку и обман
(И тем я начал мой роман);
Но, прилетев в деревню дяди,
Его нашел уж на столе,
Как дань, готовую земле.
Нашел он полон двор услуги;
К покойнику со всех сторон
Съезжались недруги и други,
Охотники до похорон.
Покойника похоронили.
Попы и гости ели, пили
И после важно разошлись,
Как будто делом занялись.
Вот наш Онегин– сельский житель,
Заводов, вод, лесов, земель
Хозяин полный, а досель
Порядка враг и расточитель,
И очень рад, что прежний путь
Переменил на что-нибудь.
Два дня ему казались новы
Уединенные поля,
Прохлада сумрачной дубровы,
Журчанье тихого ручья;
На третий роща, холм и поле
Его не занимали боле;
Потом уж наводили сон;
Потом увидел ясно он,
Что и в деревне скука та же,
Хоть нет ни улиц, ни дворцов,
Ни карт, ни балов, ни стихов.
Хандра ждала его на страже,
И бегала за ним она,
Как тень иль верная жена.
мой закон.
Я каждым утром пробужден
Для сладкой неги и свободы:
Читаю мало, долго сплю,
Летучей славы не ловлю.
Не так ли я в былые годы
Провел в бездействии, в тени
Мои счастливейшие дни?
Цветы, любовь, деревня, праздность,
Поля! я предан вам душой.
Всегда я рад заметить разность
Между Онегиным и мной,
Чтобы насмешливый читатель
Или какой-нибудь издатель
Замысловатой клеветы,
Сличая здесь мои черты,
Не повторял потом безбожно,
Что намарал я свой портрет,
Как Байрон, гордости поэт,
Как будто нам уж невозможно
Писать поэмы о другом,
Как только о себе самом.
.
Теперь от вас, мои друзья,
Вопрос нередко слышу я:
«О ком твоя вздыхает лира?
Кому, в толпе ревнивых дев,
Ты посвятил ее напев?
Видео:Александр Пушкин - Письмо Татьяны к ОнегинуСкачать
LVIII
Чей взор, волнуя вдохновенье,
Умильной лаской наградил
Твое задумчивое пенье?
Кого твой стих боготворил?»
И, други, никого, ей-богу!
Любви безумную тревогу
Я безотрадно испытал.
Блажен, кто с нею сочетал
Горячку рифм: он тем удвоил
Поэзии священный бред,
Петрарке шествуя вослед,
А муки сердца успокоил,
Поймал и славу между тем;
Но я, любя, был глуп и нем.
Прошла любовь, явилась муза,
И прояснился темный ум.
Свободен, вновь ищу союза
Волшебных звуков, чувств и дум;
Пишу, и сердце не тоскует,
Перо, забывшись, не рисует
Близ неоконченных стихов
Ни женских ножек, ни голов;
Погасший пепел уж не вспыхнет,
Я всё грущу; но слез уж нет,
И скоро, скоро бури след
В душе моей совсем утихнет:
Тогда-то я начну писать
Поэму песен в двадцать пять.
Я думал уж о форме плана
И как героя назову;
Покамест моего романа
Я кончил первую главу;
Пересмотрел всё это строго;
Противоречий очень много,
Но их исправить не хочу;
Цензуре долг свой заплачу
И журналистам на съеденье
Плоды трудов моих отдам;
Иди же к невским берегам,
Новорожденное творенье,
И заслужи мне славы дань:
Кривые толки, шум и брань!
💥 Видео
Стихотворение А.С. Пушкин "Евгений Онегин" Уж небо осенью дышало (Отрывок) (Стихи Русских Поэтов)Скачать
