Ты помнишь алеша дороги смоленщины ударения (4 видео)

Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! —
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина —
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

«Мы вас подождем!» — говорили нам пажити.
«Мы вас подождем!» — говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.

Это стихотворение известного фронтового поэта и писателя Константина Симонова, написанное в 1941 году, напомнило мне о боевом пути Николая Никитовича Барматина — жителя одного из окраинных районов Москвы.
Именно под Смоленском он, тогда молодой, необстрелянный курсант, вместе со своими товарищами одногодками принял в 41-м первый свой бой. Кадровый офицер и сегодня не бахвалится геройским прошлым, а говорит о том сражении прямо: «Было страшно».
«Нас 20-летних курсантов школы младших командиров, рассказывает он, — с поезда бросили в пекло боя под Смоленском . Сражение с матёрыми фашистами шло на открытой местности — ни окопов, ни траншей, в руках «драгунка» — винтовка трёхлинейка образца конца 19 века, а с той стороны — шквал автоматных и пулемётных очередей, рёв артиллерии, сверху сыпались бомбы. А ещё в качестве психологического оружия фашисты сбрасывали с самолётов пустые дырявые железные бочки, которые, падая, издавали душераздирающий вой! Это был какой-то ад.
Наша авиация прилетала каждый раз только после того, как немцы сбросят на нас бомбы и дым развеется в поле. Покрутившись в пустом небе, тупорылые истребители улетали — мы им смеялись вслед сквозь слёзы. В других воинских частях ситуация складывалась не лучше. А если б всё было более серьезно организовано, мы, может быть, отстояли Смоленск.
С нашей стороны, захлёбываясь, тарахтело несколько полковых пулемётов. Но это положения уже не спасало — несмотря на большие потери, фашист напирал нахрапом. Мы отступали, теряя убитых. На руках несли истекающих кровью раненных товарищей.
Остановились на берегу реки Вопь. Там держали оборону до последнего, пока не попали в окружение.
Начальник штаба сунул мне в руку обрывок карты:
— Выводи остатки взвода из окружения. Идите на восток».
Во взводе Барматина оставалось 18 бойцов. Командир проявил смекалку при переправе через приток Днепра.
По понтонному мосту шла техника, а пехоту не жаловали: «Перебирайтесь вплавь».
Барматин заметил пустую санитарную машину с красным крестом. Шофёр сидел на её ступеньке схватившись за голову руками и чуть ли не плакал. «Заводи!» — крикнул командир. Через полчаса, забинтовав руки, голову облитыми йодом бинтами, бойцы сели в кузов.
— Ну, давай, давай, скорей проезжай! — махнул флажком регулировщик машине с красным крестом.
Дальше шли ночью — днём не высовывались, потому что все вокруг оккупировали немцы. Солдаты были голодными. Поесть просили у деревенских жителей. Но не все их встречали с хлебом-солью — некоторые ругали:
— Драпаете от немцев? Нас бросаете? Ну и катитесь к чёрту!
Во взводе было 6-8 украинцев. Они так затосковали по «хлибу, салу», что упёрлись — и не с места:
— Ни пидем дальше — и всё! На кой бис нам ваша Москва!
Расстреливать их командир не стал — не захотелось марать руки.
Где они сгинули? Может, примкнули к бандеровской банде, может, и сегодня, помахивая костылями, ратуют на майдане за самостийную Украину, кричат: «Геть, москали!»
«В конце сентября, — вспоминает ветеран, — подошли к своим — к Звенигороду. Остатки взвода встретили сотрудники НКВД. Руки не заламывали, не мордовали, как это сейчас принято показывать в кино, но под следствием мы находились целый месяц. Про украинцев-дезертиров мы им ничего не сказали, а в остальном к нам нельзя было придраться, и они нас с миром отвезли на пункт формирования. Оттуда ребят направили в воинское расположение, которое занимало оборонительные рубежи на подступах к столице».
Командир взвода химзащиты 144 дивизии 612 стрелкового полка участвовал в декабрьском контрнаступлении. Немецкая армия в Подмосковье к тому времени, по его воспоминаниям, была уже деморализована. Легко одетым фашистам, поверившим в гитлеровский блицкриг, сломил хребет тридцатиградусный мороз и свежее пополнение Красной армии. Они, замотанные в какое-то тряпьё, в ужасе откатывались всё дальше. Взвод Барматина сражался вплотную с противником за один из населённых пунктов в районе Бородино. Под Гжатском взводного командира контузило взрывом авиабомбы. Отлежавшись пару недель в госпитале, он снова встал в строй.
Закончил войну Николай Никитович в звании капитана, а всего он прослужил в армии полтора десятка лет — с 1939 по 1954 год.
Сегодня о боевом пути ему напоминают орден Отечественной войны II степени, медали «За отвагу», «За оборону Москвы», «За взятие Кенигсберга», «За победу над Германией»…

Содержание

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…
Анализ стихотворения «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» Симонова
Краткий анализ
LiveInternetLiveInternet
Средства выразительности
Анализ стихотворения «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» Симонова
💡 Видео

Видео:Стихи военных лет «Помнишь, Алеша, дороги Смоленщины » К СимоновСкачать

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.

Видео:О.Табаков-"Ты помнишь,Алеша,дороги Смоленщины."Константин СимоновСкачать

Анализ стихотворения «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» Симонова

“Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” – это едва ли не самое известное стихотворение Константина Симонова. Это неспешная беседа с его верным фронтовым товарищем. Краткий анализ “Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины” по плану покажет ученикам 6 класса все стороны этого произведения и поможет лучше понять его на уроке литературы.

Видео:«Вместо эпилога». Константин Симонов «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины...»Скачать

Краткий анализ

История создания – произведение написано в самом начале войны, в 1941 году.
Тема стихотворения – величие русской земли и ее народа, который может выдержать все.

Композиция – стихотворение разделено на две части: в первой части показаны воспоминания автора об отступлении. Вторая выражает идею о неразрывности связи солдат и народа.

Жанр – послание к другу.

Стихотворный размер – амфибрахий с перекрестной рифмовкой.

Эпитеты – “злые дожди”, “усталые женщины”, “русская околица”, “дорожная тоска”, “вдовья слеза”, “бабье чутье“, “горькая земля“.

Сравнения – “прижав кринки как детей”, “как на смерть одетый”.

Метафоры – “тракт, измеренный слезами”, “плачущий по мертвому девичий крик”, “война на проселках свела”.

Олицетворения – “говорили пажити”, “говорили леса”, “голоса идут”, “пули милуют”.

Видео:К.Симонов - Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины...Скачать

LiveInternetLiveInternet

Константин Михайлович Симонов

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди,

Как слезы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!- И снова себя называли солдатками, Как встарь повелось на великой Руси.

Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась,

Как будто за каждою русской околицей, Крестом своих рук ограждая живых, Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся За в бога не верящих внуков своих.

Ты знаешь, наверное, все-таки Родина — Не дом городской, где я празднично жил, А эти проселки, что дедами пройдены, С простыми крестами их русских могил.

Не знаю, как ты, а меня с деревенскою Дорожной тоской от села до села, Со вдовьей слезою и с песнею женскою Впервые война на проселках свела.

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом, По мертвому плачущий девичий крик, Седая старуха в салопчике плисовом, Весь в белом, как на смерть одетый, старик.

Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые, Покуда идите, мы вас подождем.

«Мы вас подождем!»- говорили нам пажити. «Мы вас подождем!»- говорили леса. Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса.

По русским обычаям, только пожарища На русской земле раскидав позади, На наших глазах умирали товарищи, По-русски рубаху рванув на груди.

Нас пули с тобою пока еще милуют. Но, трижды поверив, что жизнь уже вся, Я все-таки горд был за самую милую, За горькую землю, где я родился,

За то, что на ней умереть мне завещано, Что русская мать нас на свет родила, Что, в бой провожая нас, русская женщина По-русски три раза меня обняла.

Буквально с первых дней Великой Отечественной войны Константин Симонов в качестве корреспондента газеты «Правда» оказался на фронте и вынужден был отступать почти до самой Москвы вместе с советскими войсками. Его верным спутником был Алексей Сурков, военный корреспондент, с которым поэта связывали теплые дружеские отношения.

Константин Симонов (слева) и Алексей Сурков. 1941 г. Фото: РГАКФД

Именно Суркову принадлежит авторство знаменитого стихотворения «Землянка», которое впоследствии было переложено на музыку и стало одной из первых фронтовых песен. Но в 1941 году, ни Симонов, ни Сурков не думали о том, что ждет их впереди, и уж тем более, не мечтали о славе. Они отступали, оставляя врагу на разорение русские города и села, понимая, что местные жители должны их ненавидеть за трусость. Однако все оказалось совсем иначе, и в каждой деревне их провожали со слезами на глазах и с благословением, что произвело на Симонова неизгладимое впечатление.

Осенью 1941 года поэт написал стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины…», в котором словно бы ведет неспешную беседу со своим фронтовым товарищем. Ответы Суркова остаются «за кадром», да и они не так уж и нужны в данном случае. Гораздо важнее то, что чувствуют и помнят оба военных корреспондента. Самое яркое впечатление автора связано с тем, как «кринки несли нам усталые женщины, прижав, как детей, от дождя их к груди». Не менее сильно поразил поэта тот факт, что именно в это непростое для страны время обычные люди начинают вспоминать о Боге, само существование которого советская власть отвергала. Однако, благословляя русских солдат, простые сельские женщины искренне верят в то, что их молитвы будут услышаны, и война вскоре закончится, а все мужчины вернутся домой.

Отступая по пыльным, разбитым и грязным сельским дорогам, возле каждой деревни поэт видит погосты – традиционные деревенские кладбища, где покоятся участники многих войн. И у Симонова складывается такое ощущение, что вместе с живыми в это непростое время за спасение страны молятся и мертвые – те, кто отдал свою жизнь за то, чтобы Россия была свободной страной.

Уже в первые месяцы войны, пройдя пыльными дорогами Смоленщины, поэт начинает осознавать, что родина для него – это не уютный мирок столичной квартиры, где он чувствует себя беззаботно и безопасно. Родина – это «проселки, что дедами пройдены, с простыми крестами их русских могил», женские слезы и молитвы, которые оберегают солдат в бою. Симонов видит, как гибнут его товарищи и понимает, что на войне это неизбежно. Но его поражает не столько смерть, сколько вера простых сельских женщин, которые вновь стали солдатками, в то, что их родная земля будет освобождена от врагов. Эта вера формировалась столетиями, и именно она составляет основу русского духа и вызывает у поэта неподдельную гордость за свою страну. Симонов рад тому, что ему довелось родиться именно здесь, и его матерью была русская женщина — такая же, как и сотни других матерей, которых ему довелось повстречать в селах. Обращаясь к Алексею Суркову, поэт не хочет ничего загадывать наперед и не знает, будет ли судьба к нему так благосклонна, что подарит жизнь на этой страшной и беспощадной войне. Однако он видит, с какой надеждой и верой провожают их в бой русские женщины, трижды обнимая по старой доброй традиции, словно бы пытаясь защитить от всех невзгод и напастей. И именно эта вера укрепляет силу духа русских солдат, которые понимают, что, отступая, оставляют свою родину на растерзание врагу.

Пройдет еще совсем немного времени, и советские войска смогут одержать свои первые победы. Однако осень 1941 года – это страх, боль и ужас вчерашних мальчишек, которые столкнулись с войной лицом к лицу. И лишь мудрые русские женщины, все понимающие и тонко чувствующие чужую боль, вселяют в молодых солдат надежду, заставляя их поверить в собственные силы ради того, чтобы не только выжить, но и победить.

Видео:К.М. Симонов " Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины " | Учи стихи легко | Аудио Стихи Слушать ОнлайнСкачать

Средства выразительности

В этом произведении Симонов использует большое разнообразие выразительных средств:

Эпитеты – “злые дожди”, “усталые женщины”, “русская околица”, “дорожная тоска”, “вдовья слеза”, “бабье чутье”, “горькая земля“.
Сравнения – “прижав кринки как детей”, “как на смерть одетый”.
Метафоры – “тракт, измеренный слезами”, “плачущий по мертвому девичий крик”, “война на проселках свела”.
Олицетворения – “говорили пажити”, “говорили леса”, “голоса идут”, “пули милуют”.

С их помощью поэт создает образы, которые помогают ему ярче выразить основную мысль. Также они составляют не менее важную часть стихотворения – его эмоциональный фон.

Видео:Константин Симонов Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины Учить стихи легко Аудио Стихи Слушать ОнлайнСкачать

Анализ стихотворения «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины» Симонова

К. Симонов в полной мере почувствовал на себе все тяготы и лишения военного времени. В качестве военного корреспондента он прошел всю войну и своими глазами видел масштабы страданий русского народа. Ему принадлежит множество произведений, посвященных войне. Многие считают писателя лучшим летописцем Великой Отечественной, сумевшем отразить всю суровую правду этих страшных лет. Тем ценнее представляется стихотворение «Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины», написанное в первые месяцы войны, когда советские войска были вынуждены беспорядочно отступать перед непреодолимой силой фашистской армии.

Центральный символ стихотворения – бескрайние русские дороги, которые тянулись под ногами измученных войск. Симонова поражало, что остающиеся в оккупации советские жители, старики, женщины и дети, не чувствовали к тем, кто оставляет их на произвол врага, никакой злобы. Они стремились всячески поддержать солдат и вселить в них уверенность в неизбежной победе. В тех условиях это казалось невероятным. Возможно, и сам Симонов не раз испытывал сомнения в успешном завершении войны.

Ему придавала силу несгибаемая воля простых деревенских жителей, сохранивших в душе воинские заветы «великой Руси». Писатель с изумлением замечает, что в атеистической стране в дни смертельной угрозы вновь просыпается религиозная вера, остающаяся единственным источником спасения. Женщины провожают отступающих солдат с напутствием «Господь вас спаси!». Они жалеют не себя, а тех, кому еще не раз предстоит заглянуть в глаза смерти.

Проходя по бесконечным дорогам, Симонов понимает, что только в однообразных деревнях и селах сохранилось то главное, что позволит русскому народу преодолеть все трудности. Многовековые поколения предков на бесчисленных сельских погостах произносят молитву «за в бога не верящих внуков».

Центральным рефреном стихотворения является фраза «мы вас подождем», произнесенная старухой и многократно повторенная всей родной природой. Эта фраза болью отзывается в груди каждого солдата, оставившего за собой свой родной дом и близких ему людей. Она не позволит никому сложить руки, пока враг не будет разбит и изгнан из пределов Отчизны.

Симонов завершает стихотворение горячим признанием в любви к своей Родине. Поэт гордится тем, что ему довелось доказать свою любовь. Его уже не страшит смерть, ведь умереть за свою страну – долг каждого человека. Симонов сознательно не употребляет расплывчатого понятия «советский». Он несколько раз подчеркивает свою принадлежность к русскому народу. Троекратное прощание по русскому обычаю – закономерный финал произведения.

Сурков годами старше: полтора десятка лет разницы в эпоху, когда год может идти за три, и все боевые. Сурков добрался до призывного возраста в 1918 году — и застал кончик Гражданской войны.

«На белый снег по кромке клеша густая кровь стекает вниз. А ну-ка, мальчик мой, Алеша! Вперед, в штыки, за коммунизм!»

«Бараки. Проволока в три ряда. Бетонный мусор крепостных развалин. Идут дожди. Проходят поезда. Три раза в день из Гапсала на Таллин».

Так события воспроизведены поэтом.

А вот как агитатором-пропагандистом, который, по собственному признанию Суркова, несколько мешал в его душе поэту, ибо соблазнял слишком простыми и ясными решениями. Советская власть открыла путь в поэзию, но прежде провела по маршрутам все той же науки ненависти: рядовой агитпропа, избач, уездный селькор, волостной стенгазетчик, борец с кулачеством, самогонщиками и хулиганьем, рядовой политпросвета, редактор комсомольской газеты, активист Пролеткульта…

Симонов в эту пору — усилиями отчима (отец, генерал царской армии, погиб на фронте) становится в ряды курсантов советского военного училища. От отчима с раннего детства — солдатский образ жизни: мыл пол… чистил картошку… опаздывать нельзя… возражать не полагается… данное слово надо держать… ложь, даже самая маленькая, презренна…

Правда — в стихах. Стихи — о грядущей войне. Сорок первый год все ближе.

Он-то и сделает Симонова великим поэтом.

, как это было. Эвакуация. Отец на фронте. Мать и тетка (подрабатывавшая машинисткой) смотрят листик из машинки и утирают слезы. Уловив момент, тайком смотрю, что за листик. Третья (или четвертая) копия. Но прочесть можно:

Жди меня, и я вернусь. Только очень жди, Жди, когда наводят грусть Желтые дожди…

Сколько потом разгадывали силу этих строк! Допытывались: почему дожди желтые… Другие отвечали (например, Эренбург): если что и есть в этом стихе, так желтые дожди. Россия знать не хотела этих тонкостей: она прочла стихи и умылась слезами.

Но и Алексея Суркова ждал на этом фронте звездный час.

Константину Симонову передает он обет ненависти: «Когда я первый раз ходил в атаку, ты первый раз взглянул на белый свет». Теперь побратались — на Смоленщине. Слез нет. Сухая ярость.

Как надо было скрутить душу для обета ненависти? Куда схоронить жалость, нежность, любовь? Или их уже не было?

Были. Спрятанные в письме к жене шестнадцать «домашних» строк, которые запросто и сгинуть могли вместе с письмом тогда же, осенью 1941го, когда Сурков прорывался из окружения под Истрой со штабом одного из полков.

Вышел к своим, вынес написанное ночью, в окружении, упрятанное от ненависти:

Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза, И поет мне в землянке гармонь Про улыбку твою и глаза.

Где пряталась эта улыбка, эти глаза? В какие закоулки сердца загонялись чувства?

Софья Кревс — вот кому посвящена эта песня. Как и все лирические стихи Суркова — за всю его жизнь. Софья Кревс — возлюбленная, невеста, жена. Нет ли потаенной символики в ее фамилии? Не древние ли славяне — кривичи — дремлют в слове «Кревс», сохраненном балтийскими народами?

Ни одна из боевых песен Суркова, которые наизусть знала страна, не сделалась такой любимицей, как «Землянка». Апофеоз любви и преодоление ненависти — этим шедевром и суждено было Суркову войти в вечный синодик русской лирики.

И именно Суркову:

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины, Как шли бесконечные, злые дожди, Как кринки несли нам усталые женщины, Прижав, как детей, от дождя их к груди, Как слезы они вытирали украдкою, Как вслед нам шептали: — Господь вас спаси! И снова себя называли солдатками, Как встарь повелось на великой Руси. Слезами измеренный чаще, чем верстами, Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз: Деревни, деревни, деревни с погостами, Как будто на них вся Россия сошлась.

И в смертный свой час, как и завещал, лег тут, на этом поле, под могильный камень. «Под Борисовом»…

Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом, По мертвому плачущий девичий крик, Седая старуха в салопчике плисовом, Весь в белом, как на смерть одетый, старик. Ну что им сказать, чем утешить могли мы их? Но, горе поняв своим бабьим чутьем, Ты помнишь, старуха сказала: — Родимые, Покуда идите, мы вас подождем. «Мы вас подождем!» — говорили нам пажити. «Мы вас подождем!» — говорили леса. Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется, Что следом за мной их идут голоса.

«Жди меня!» — пронзило страну. «Мы вас подождем…» — страна откликнулась.

Величие Родины, которое особенно ярко проявляется в сложные для нее периоды. Симонов создал большое полотно, на котором показал это величие через образ дороги: она ведет солдат к новым боям, а те, кто остается позади, готовы подождать, пока они вернутся и прогонят фашистов. Автор высказывает мысль, что корни и сила нации – не в городах, а в простой деревенской глуши.

«Ода Вольность» анализ стихотворения Пушкина по плану кратко – идея, жанр, история создания, лирический герой