Слово о полку игореве читать ударения (5 видео)

Слово о полку Игореве

Содержание

Перевод Д.С. Лихачева
Слово о полку Игореве (Неизвестный Автор, 1185)
Оглавление
Карта слов и выражений русского языка
Над широким берегом Дуная (из переложения Николая Заболоцкого)
Плач Ярославны
📽️ Видео

Перевод Д.С. Лихачева

Не пристало ли нам, братья,
начать старыми словами
печальные повести о походе Игоревом,
Игоря Святославича?
Пусть начнется же песнь эта
по былинам нашего времени,
а не по замышлению Бояна.
Боян же вещий,
если хотел кому песнь воспеть,
то растекался мыслию по древу, 10
серым волком по земле,
сизым орлом под облаками.
Вспоминал он, как говорил,
первых времен усобицы.
Тогда напускал десять соколов на стадо лебедей:
какую лебедь настигали,
та первой и пела песнь —
старому Ярославу,
храброму Мстиславу,
что зарезал Редедю пред полками касожскими, 20
красному Роману Святославичу.
Боян же, братья, не десять соколов
на стадо лебедей напускал,
но свои вещие персты
на живые струны воскладал;
они же сами князьям славу рокотали.

Начнем же, братья, повесть эту
от старого Владимира до нынешнего Игоря,
который скрепил ум силою своею
и поострил сердце свое мужеством; 30
исполнившись ратного духа, навел свои храбрые полки
на землю Половецкую
за землю Русскую.

Тогда Игорь взглянул
на светлое солнце
и увидел воинов своих
тьмою прикрытых.
И сказал Игорь-князь
дружине своей: 40
“О дружина моя и братья!
Лучше ведь убитым быть,
чем плененным быть;
сядем же, братья,
на борзых коней
да посмотрим
на синий Дон”.
Ум князя уступил
желанию,
и охота отведать Дон великий50
заслонила ему предзнаменование.
“Хочу, — сказал, — копье преломить
на границе поля Половецкого;
с вами, русичи, хочу либо голову свою сложить,
либо шлемом испить из Дону”.

О Боян, соловей старого времени!
Вот бы ты походы те воспел,
скача, соловей, по мысленному дереву,
летая умом по подоблачью,
свивая славу обеих половин сего времени, 60
рыща по тропе Трояна
через поля на горы.
Так бы пришлось внуку Велеса
воспеть песнь Игорю:
“Не буря соколов занесла
через поля широкие —
стаи галок бегут
к Дону великому”.
Или так бы начать тебе петь,
вещий Боян, 70
Велесов внук:
“Кони ржут за Сулой —
звенит слава в Киеве;
трубы трубят в Новгороде —
стоят стяги в Путивле!”

Игорь ждет милого брата Всеволода.
И сказал ему буй тур Всеволод:
“Один брат,
один свет светлый —
ты, Игорь! 80
Оба мы — Святославичи!
Седлай же, брат,
своих борзых коней,
а мои-то готовы,
оседланы у Курска еще раньше.
А мои-то куряне — опытные воины:
под трубами повиты,
под шлемами взлелеяны,
с конца копья вскормлены,
пути им ведомы, 90
овраги им знаемы,
луки у них натянуты,
колчаны отворены,
сабли изострены;
сами скачут, как серые волки в поле,
ища себе чести, а князю — славы”.

Тогда вступил Игорь-князь в золотое стремя
и поехал по чистому полю.
Солнце ему тьмою путь заступало;
ночь стонами грозы птиц пробудила; 100

свист звериный встал,
встрепенулся див — кличет на вершине дерева,
велит прислушаться — земле незнаемой,
Волге,
и Поморью,
и Посулью,
и Сурожу,
и Корсуню,
и тебе, Тмутороканский идол! 110
И половцы непроложенными дорогами
побежали к Дону великому:
кричат телеги в полуночи,
словно лебеди преследуемые.

А Игорь к Дону воинов ведет!

Уже несчастий его подстерегают птицы
по дубам;
волки грозу накликают
по оврагам;
орлы клектом на кости зверей зовут; 120
лисицы брешут на червленые щиты.

О Русская земля! Уже ты за холмом!

Долго ночь меркнет.
Заря свет уронила,
мгла поля покрыла.
Щекот соловьиный уснул,
говор галок пробудился.
Русичи великие поля червлеными щитами
перегородили,
ища себе чести, а князю — славы.

Спозаранок в пятницу130
потоптали они поганые полки половецкие
и, разлетевшись стрелами по полю,
помчали красных девушек половецких,
а с ними золото,
и паволоки,
и дорогие оксамиты.
Покрывалами,
и плащами,
и кожухами
стали мосты мостить но болотам140
и топким местам,
и всякими узорочьями половецкими.
Червлен стяг,
белая хоругвь,
червлена чёлка,
серебряно древко —
храброму Святославичу!

Дремлет в поле Олегово храброе гнездо.
Далеко залетело!
Не было оно в обиду порождено150
ни соколу,
ни кречету,
ни тебе, черный ворон,
поганый половчине!

Гзак бежит серым волком,
а Кончак ему путь указывает к Дону великому.

На другой день спозаранок
кровяные зори свет возвещают;
черные тучи с моря идут,
хотят прикрыть четыре солнца,160
а в них трепещут синие молнии.
Быть грому великому,
пойти дождю стрелами с Дона великого!
Тут копьям изломиться,
тут саблям побиться
о шлемы половецкие
на реке на Каяле,
у Дона великого!

О Русская земля! Уже ты за холмом!

Вот ветры, внуки Стрибога, веют с моря стрелами 170
на храбрые полки Игоревы.
Земля гудит,
реки мутно текут,
пыль поля покрывает,
стяги говорят:
половцы идут от Дона,
и от моря,
и со всех сторон русские полки обступили.
Дети бесовы кликом поля перегородили,
а храбрые русичи перегородили червлеными щитами. 180

Ярый тур Всеволод!
Бьешься ты в бою,
прыщешь на воинов стрелами,
гремишь о шлемы мечами булатными!
Куда, тур, поскачешь,
своим златым шлемом посвечивая,
там лежат поганые головы половецкие.
Рассечены саблями калеными шлемы аварские
тобою, ярый тур Всеволод!
Какой раны, братья, побоится тот, кто забыл честь, 190
и богатство,

и города Чернигова отцов золотой стол,
и своей милой желанной прекрасной Глебовны
свычаи и обмчаи?

Были века Трояна,
минули годы Ярославовы;
были походы Олеговы,
Олега Святославича.
Тот ведь Олег мечом крамолу ковал
и стрелы по земле сеял.
Вступал в золотое стремя в граде Тмуторокане, 200
а звон тот уже слышал давний великий Ярослав,
а сын Всеволода, Владимир,
каждое утро уши закладывал в Чернигове.
Бориса же Вячеславича похвальба до суда довела
и на Канину зеленое погребальное покрывало
постлала
за обиду Олега,
храброго и молодого князя.
С той же Каялы Свягополк полелеял отца своего
между венгерскими иноходцами
ко Святой Софии к Киеву. 210
Тогда, при Олеге Гориславяче,
засевалось и прорастало усобицами,
погибало достояние Даждьбожа внука,
в княжеских крамолах сокращались жизни людские.
Тогда по Русской земле редко пахари покрикивали,
но часто вороны граяли,
трупы между собой деля,
а галки свою речь говорили,
собираясь полететь на добычу.

То было в те рати и в те походы, 220
а такой рати не слыхано!
С раннего утра до вечера,
с вечера до света
летят стрелы каленые,
гремят сабли о шлемы,
трещат копья булатные
в поле незнаемом,
среди земли Половецкой.
Черная земля под копытами костьми была засеяна
и кровью полита: 230
горем взошли они по Русской земле.

Что мне шумит,
что мне звенит —
издалека рано до зари?
Игорь полки заворачивает,
ибо жаль ему милого брата Всеволода.
Билися день,
билися другой;
на третий день к полудню пали стяги Игоревы.
Тут два брата разлучились на берегу быстрой Каялы; 240
тут кровавого вина недостало;
тут пир закончили храбрые русичи:
сватов напоили, а сами полегли
за землю Русскую.
Никнет трава от жалости,
а дерево с горем к земле преклонилось.
Уже ведь, братья, невеселое время настало,
уже пустыня войско прикрыла.
Встала обида в войсках Даждьбожа внука,
вступила девою на землю Трояню, 250
восплескала лебедиными крылами
на синем море у Дона;
плеща, прогнала времена изобилья.
Борьба князей против поганых прекратилась,
ибо сказал брат брату:
“Это мое, и то мое же”.
И стали князья про малое
“это великое” говорить
и сами на себя крамолу ковать.
А поганые со всех сторон приходили с победами260
на землю Русскую.

О, далеко залетел сокол, птиц побивая, — к морю!
Игорева храброго полка не воскресить!
По нем кликнула Карна, и Желя
поскакала по Русской земле,
огонь мыкая в пламенном роге.
Жены русские восплакались, приговаривая:
“Уже нам своих милых лад
ни мыслию не смыслить,
ни думою не сдумать, 27
ни глазами не повидать,
а золота и серебра совсем не потрогать”.

И застонал, братья, Киев от горя,
а Чернигов от напастей.
Тоска разлилась по Русской земле;
печаль обильная потекла посреди земли Русской.
А князи сами на себя крамолу ковали,
а поганые,
с победами нарыскивая на Русскую землю,
сами брали дань по белке от двора.280

Ибо те два храбрых Святославича,
Игорь и Всеволод,
уже коварство пробудили раздором,
а его усыпил было отец их —
Святослав грозный великий киевский —
грозою:
прибил своими сильными полками
и булатными мечами,
наступил на землю Половецкую,
притоптал холмы и овраги, 290
взмутил реки и озера,
иссушил потоки и болота.
А поганого Кобяка от лукоморья,
из железных великих полков половецких,
как вихрь исторг:
и пал Кобяк в граде Киеве,
в гриднице Святославовой.
Тут немцы и венецианцы,
тут греки и моравы
поют славу Святославу, 300
корят князя Игоря,
потопившего богатство на дне Каялы — реки
половецкой,-
просыпав русского золота.
Тут Игорь-князь пересел из седла золотого
в седло рабское.
Приуныли у городов забралы,
а веселие поникло.

А Святослав смутный сон видел
в Киеве на горах.
“Этой ночью с вечера одевали меня, — говорит,- 310
черным покрывалом
на кровати тисовой;
черпали мне синее вино,
с горем смешанное;
сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев
крупный жемчуг на грудь
и нежили меня.
Уже доски без князька
в моем тереме златоверхом.
Всю ночь с вечера320
серые вороны граяли у Плесеньска,
в предградье стоял лес Кияни,
и понесли меня вороны к синему морю”.
И сказали бояре князю:
“Уже, князь, горе ум полонило;
это ведь два сокола слетели
с отчего престола золотого
добыть города Тмутороканя
или испить шлемом Дона.
Уже соколам крыльца подсекли330
сабли поганых,
а самих опутали
в путы железные”.

Темно было в третий день:
два солнца померкли,
оба багряные столба погасли,
и с ними два молодых месяца —
Олег и Святослав —
тьмою заволоклись,
и в море погрузились, 340
и великую смелость возбудили в хиновах.
На реке на Каяле тьма свет покрыла —
по Русской земле простерлись половцы,
точно выводок гепардов.
Уже пал позор на славу;
уже ударило насилие на свободу;
уже бросился див на землю.
И вот готские красные девы
запели на берегу синего моря:
звеня русским золотом, 350
воспевают время Бусово,
лелеют месть за Шарукана.
А мы уже, дружина, без веселья!
Тогда великий Святослав
изронил золотое слово,
со слезами смешанное,
и сказал:
“О мои дети, Игорь и Всеволод!
Рано начали вы Половецкой земле
мечами обиду творить, 360
а себе славы искать.
Но не с честью вы одолели,
не с честью кровь поганую пролили.
Ваши храбрые сердца
из крепкого булата скованы
и в смелости закалены.
Что же сотворили вы моей серебряной седине?
Не вижу уже власти
сильного,
и богатого, 370
и обильного воинами
брата моего Ярослава,
с черниговскими боярами,
с воеводами,
и с татранами,
и с шельбирами,
и с топчаками,
и с ревугами,
и с ольберами.
Те ведь без щитов, с засапожными ножами380
кликом полки побеждают,
звоня в прадедовскую славу.
Но сказали вы: “Помужествуем сами:
прошлую славу себе похитим,
а будущую сами поделим!”
А разве дивно, братья, старому помолодеть?
Когда сокол линяет,
высоко птиц взбивает:
не даст гнезда своего в обиду.
Но вот зло — князья мне не помогают:390
худо времена обернулись.
Вот у Римова кричат под саблями половецкими,
а Владимир под ранами.
Горе и тоска сыну Глебову!”

Великий князь Всеволод!
Неужели и мысленно тебе не прилететь издалека
отчий золотой стол поблюсти?
Ты ведь можешь Волгу веслами расплескать,
а Дон шлемами вылить!
Если бы ты был здесь,400
то была бы раба по ногате,
а раб но резани.
Ты ведь можешь посуху
живые копья метать —
удалых сыновей Глебовых.

Ты, буйный Рюрик, и Давыд!
Не ваши ли воины
золочеными шлемами по крови плавали?
Не ваша ли храбрая дружина
рыкает, как туры, 410
раненные саблями калеными
на поле незнаемом?
Вступите же, господа, в золотые стремена
за обиду сего времени,
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!

Галицкий Осмомысл Ярослав!
Высоко сидишь ты
на своем златокованом престоле, 420
подпер горы Венгерские
своими железными полками,
заступив королю путь,
затворив Дунаю ворота,
меча тяжести через облака,
суды рядя до Дуная.
Грозы твои по землям текут,
отворяешь Киеву ворота,
стреляешь с отчего золотого престола
салтанов за землями. 430
Стреляй же, господин, в Кончака,
поганого раба.
за землю Русскую,
за раны Игоревы,
буйного Святославича!

А ты, буйный Роман, и Мстислав!
Храбрая мысль влечет ваш ум на подвиг.
Высоко взмываешь на подвиг в отваге,
точно сокол на ветрах паря,
стремясь птицу храбро одолеть.440
Есть ведь у вас железные подвязи
под шлемами латинскими.
От них дрогнула земля,
и многие страны —
Хинова,
Литва,
Ятвяги,
Деремела,
и половцы копья свои повергли,
а головы свои подклонили450
под те мечи булатные.

Но уже, о князь Игорь,
померк солнца свет,
а дерево не к добру листву обронило:
по Роси и по Суле города расхватали.
А Игорева храброго полка не воскресить!
Дон тебя, князь, кличет
и зовет князей на победу.
Ольговичи, храбрые князья, подоспели на брань.

Ингварь и Всеволод 460
и все три Мстиславича,
не худого гнезда соколы!
Не по праву побед
расхитили вы себе владения!
Где же ваши золотые шлемы,
и копья польские,
и щиты?
Загородите полю ворота
своими острыми стрелами
за землю Русскую, 470
за раны Игоревы,
буйного Святославича!

Уже Сула не течет серебряными струями
для города Переяславля,
и Двина болотом течет
для тех грозных полочан
под кликом поганых.
Один только Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими острыми мечами
о шлемы литовские,480
прибил славу деда своего Всеслава,
а сам под червлеными щитами
на кровавой траве
был прибит литовскими мечами
на кровь со своим любимцем,
а тот и изрёк:
“Дружину твою, князь,
крылья птиц приодели,
а звери кровь полизали”.
Не было тут брата Брячислава, 490
ни другого — Всеволода.
Так в одиночестве изронил он жемчужную душу
из храброго тела
через златое ожерелье.

Приуныли голоса,
поникло веселие,
трубы трубят городенские!

Ярослава все внуки и Всеслава!
Склоните стяги свои,
вложите в ножны свои мечи поврежденные, 500
ибо лишились вы славы дедов.
Вы ведь своими крамолами
начали наводить поганых
на землю Русскую,
на богатство Всеслава.
Из-за усобицы ведь настало насилие
от земли Половецкой!

На седьмом веке Трояна
кинул Всеслав жребий
о девице ему милой. 510
Он хитростями оперся на коней
и скакнул к городу Киеву
и коснулся древком
золотого престола киевского.
Скакнул от них лютым зверем
в полночь из Белгорода,
объятый синей мглой,
добыл он счастье,
с трех попыток отворил ворота Новгорода,
расшиб славу Ярославу,
скакнул волком520
до Немиги с Дудуток.

На Немиге снопы стелют головами,
молотят цепами булатными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
У Немиги кровавые берега
не добром были посеяны —
посеяны костьми русских сынов.

Всеслав-князь людям суд правил,
князьям города рядил, 530
а сам в ночи волком рыскал:
из Киева дорыскивал до петухов Тмутороканя,
великому Хорсу волком путь перерыскивал.
Для него в Полоцке позвонили к заутрене рано
у Святой Софии в колокола,
а он в Киеве звон тот слышал.
Хоть и вещая душа у него в храбром теле,
но часто от бед страдал.
Ему вещий Боян
давно припевку, разумный, сказал: 540
“Ни хитрому,
ни умелому,
ни птице умелой
суда божьего не миновать”.

О, стонать Русской земли,
вспоминая первые времена
и первых князей!
Того старого Владимира
нельзя было пригвоздить к горам киевским:
теперь же стали стяги Рюриковы, 550
а другие — Давыдовы,
но врозь у них полотнища развеваются.
Копья поют!

На Дунае Ярославнин голос слышится,
кукушкою безвестною рано кукует.
“Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю,
омочу шелковый рукав в Каяле-реке,
утру князю кровавые его раны
на могучем его теле”.

Ярославна рано плачет560
в Путивле на забрале, приговаривая:
“О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу!
Зачем мчишь хиновские стрелочки
на своих легких крыльицах
на воинов моего милого?
Разве мало тебе было высоко под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье
по ковылю ты развеял?” 570

Ярославна рано плачет
в Путивле-городе на забрале, приговаривая:
“О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы
сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
до стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
чтобы не слала я к нему слезы
на море рано”.580

Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
“Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?”

Прыснуло море в полуночи,
идут смерчи тучами. 590
Игорю-князю бог путь указывает
из земли Половецкой
в землю Русскую,
к отчему золотому столу.

Погасли вечером зори.
Игорь спит,
Игорь бдит,
Игорь мыслью поля мерит
от великого Дона до малого Донца.
Коня в полночь Овлур свистнул за рекою; 600
велит князю разуметь:
князю Игорю не быть в плену!
Кликнула,
стукнула земля,
зашумела трава,
вежи половецкие всколыхнулись.
А Игорь-князь поскакал
горностаем к тростнику
и белым гоголем на воду.
Вскочил на борзого коня610
и соскочил с него серым волком.
И побежал к излучине Донца,
и полетел соколом под облаками,
избивая гусей и лебедей
к завтраку,
и обеду,
и ужину.
Коли Игорь соколом полетел,
тогда Овлур волком побежал,
стряхивая собою студеную росу:620
оба ведь надорвали своих борзых коней.

Донец говорит:
“О князь Игорь!
Немало тебе величия,
а Кончаку нелюбия,
а Русской земле веселия”.
Игорь говорит:

“О Донец!
Немало тебе величия,
лелея князя на волнах, 630
постилая ему зеленую траву
на своих серебряных берегах,
одевая его теплыми туманами
под сенью зеленого дерева;
ты стерег его гоголем на воде,
чайками на струях,
чернядями на ветрах”.
Не такова-то, говорит он, река Стугна:
скудную струю имея,
поглотив чужие ручьи и потоки,640
расширенная к устью,
юношу князя Ростислава заключила.
На темном берегу Днепра
плачет мать Ростиславова
по юноше князе Ростиславе.
Уныли цветы от жалости,
и дерево с тоской к земле преклонилось.

То не сороки застрекотали —
по следу Игоря едут Гзак с Кончаком.
Тогда вороны не граяли, 650
галки примолкли,
сороки не стрекотали,>
только полозы ползали.
Дятлы стуком путь кажут к реке,
да соловьи веселыми песнями
рассвет возвещают.

Говорит Гзак Кончаку:
“Если сокол к гнезду летит,
расстреляем соколенка
своими золочеными стрелами”.660
Говорит Кончак Гзаку:
“Если сокол к гнезду летит,
То опутаем мы соколенка
красною девицей”.

И сказал Гзак Кончаку:
“Если его опутаем красной девицей,
не будет у нас ни соколенка,
ни красной девицы,
и станут нас птицы бить
в поле Половецком”. 670

Сказали Боян и Ходына,
Святославовы песнотворцы
старого времени Ярослава,
Олега-князя любимцы:
“Тяжко голове без плеч,
беда телу без головы” —
так и Русской земле без Игоря.

Солнце светится на небе, —
а Игорь-князь в Русской земле;
девицы поют на Дунае -680
вьются голоса их через море до Киева.
Игорь едет но Боричеву
ко святой богородице Пирогощей.
Села рады, грады веселы.

Певши песнь старым князьям,
потом и молодым петь:
“Слава Игорю Святославичу,
буй туру Всеволоду,
Владимиру Игоревичу!”

Здравы будьте, князья и дружина, 690
борясь за христиан
против нашествий поганых!

Видео:Краткое содержание - Слово о полку ИгоревеСкачать

Слово о полку Игореве (Неизвестный Автор, 1185)

Над широким берегом Дуная,

Над великой Галицкой землей

Плачет, из Путивля долетая.

Голос Ярославны молодой;

«Обернусь я, бедная, кукушкой,

По Дунаю-речке полечу

И рукав с бобровою опушкой,

Наклонясь, в Каяле омочу.

Улетят, развеются туманы,

Приоткроет очи Игорь-князь,

И утру кровавые я раны,

Над могучим телом наклонясь».

Далеко в Путивле, на забрале,

Лишь заря займется поутру,

Ярославна, полная печали,

Как кукушка, кличет на юру:

«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,

Что клубишь туманы у реки,

Стрелы половецкие вздымаешь,

Мечешь их на русские полки?

Чем тебе не любо на просторе

Высоко под облаком летать,

Корабли лелеять в синем море,

За кормою волны колыхать?

Ты же, стрелы вражеские сея,

Только смертью веешь с высоты.

Ах, зачем, зачем мое веселье

В ковылях навек развеял ты?»

На заре в Путивле причитая,

Как кукушка раннею весной,

Ярославна кличет молодая,

На стене рыдая городской:

«Днепр мой славный! Каменные горы

В землях половецких ты пробил,

Святослава в дальние просторы

До полков Кобяковых носил.

Возлелей же князя, господине,

Сохрани на дальней стороне,

Чтоб забыла слезы я отныне,

Чтобы жив вернулся он ко мне!»

Далеко в Путивле, на забрале,

Лишь заря займется поутру,

Ярославна, полная печали,

Как кукушка, кличет на юру:

«Солнце трижды светлое! С тобою

Каждому приветно и тепло.

Что ж ты войско князя удалое

Жаркими лучами обожгло?

И зачем в пустыне ты безводной

Под ударом грозных половчан

Жаждою стянуло лук походный,

Горем переполнило колчан?»

И взыграло море. Сквозь туман

Вихрь промчался к северу родному —

Сам господь из половецких стран

Князю путь указывает к дому.

Уж погасли зори. Игорь спит —

Дремлет Игорь, но не засыпает.

Игорь к Дону мыслями летит,

До Донца дорогу измеряет.

Вот уж полночь. Конь давно готов.

Кто свистит в тумане за рекою?

То Овлур. Его условный зов

Слышит князь, укрытый темнотою:

«Выходи, князь Игорь!» И едва

Смолк Овлур, как от ночного гула

Буйным ветром вежи всколыхнуло.

В горностая-белку обратясь,

К тростникам помчался Игорь-князь

И поплыл, как гоголь, по волне,

Полетел, как ветер, на коне.

Конь упал, и князь с коня долой,

Серым волком скачет он домой.

Словно сокол, вьется в облака,

Увидав Донец издалека.

Без дорог летит и без путей,

Бьет к обеду уток-лебедей.

Там, где Игорь соколом летит,

Там Овлур, как серый волк, бежит,

Все в росе от полуночных трав,

Борзых коней в беге надорвав.

Уж не каркнет ворон в поле,

Уж не крикнет галка там.

Не трещат сороки боле,

Только скачут по кустам.

Дятлы. Игоря встречая.

Стуком кажут путь к реке,

И, рассвет веселый возвещая.

Соловьи ликуют вдалеке.

И, на волнах витязя лелея.

Рек Донец: «Велик ты, Игорь-князь!

Русским землям ты принес веселье,

Из неволи к дому возвратясь». —

«О река! — ответил князь, — немало

И тебе величья! В час ночной

Ты на волнах Игоря качала,

Берег свой серебряный устлала

Для него зеленою травой.

И, когда дремал он под листвою,

Где царила сумрачная мгла,

Страж ему был гоголь над водою.

Чайка князя в небе стерегла.

А не всем рекам такая слава.

Вот Стугна, худой имея нрав,

Разлилась близ устья величаво,

Все ручьи соседние пожрав.

И закрыла Днепр от Ростислава,

И погиб в пучине Ростислав.

Плачет мать над темною рекою,

Кличет сына-юношу во мгле,

И цветы поникли, и с тоскою

Приклонилось дерево к земле».

Не сороки во поле стрекочут,

Не вороны кличут у Донца —

Кони половецкие топочут,

Гзак с Кончаком ищут беглеца.

И сказал Кончаку старый Гзак:

«Если сокол улетает в терем,

Соколенок попадет впросак —

Золотой стрелой его подстрелим».

И тогда сказал ему Кончак:

«Если сокол к терему стремится,

Соколенок попадет впросак —

Мы его опутаем девицей». —

«Коль его опутаем девицей, —

Отвечал Кончаку старый Гзак, —

Он с девицей в терем свой умчится,

И начнет нас бить любая птица

В половецком поле, хан Кончак!»

И изрек Боян, чем кончить речь

Песнотворцу князя Святослава:

«Тяжко, братья, голове без плеч,

Горько телу, коль оно безглаво».

Мрак стоит над Русскою землей:

Горько ей без Игоря одной.

Но восходит солнце в небеси —

Игорь-князь явился на Руси.

Вьются песни с дальнего Дуная,

Через море в Киев долетая.

По Боричеву восходит удалой

К Пирогощей богородице святой.

Пели песню старым мы князьям,

Молодых настало время славить нам:

Слава князю Игорю,

Буй тур Всеволоду,

Слава всем, кто, не жалея сил.

За христиан полки поганых бил!

Здрав будь, князь, и вся дружина здрава!

Слава князям и дружине слава!

Карта слов и выражений русского языка

Онлайн-тезаурус с возможностью поиска ассоциаций, синонимов, контекстных связей и примеров предложений к словам и выражениям русского языка.

Справочная информация по склонению имён существительных и прилагательных, спряжению глаголов, а также морфемному строению слов.

Сайт оснащён мощной системой поиска с поддержкой русской морфологии.

Видео:"Слово о полку Игореве" за 30 секунд #литература #огэ #умскул_литератураСкачать

Над широким берегом Дуная (из переложения Николая Заболоцкого)

Плач Ярославны

Над широким берегом Дуна́я,
Над великой Га́лицкой [1] землёй
Плачет, из Пути́вля [2] долетая,
Голос Яросла́вны молодой:

«Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опу́шкой [3]
Наклонясь, в Кая́ле [4] омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру́ кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь».

Далеко́ в Путивле, на забрале [5] ,
Лишь заря займётся поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру́: [6]

«Что ты, Ветер, злобно повеваешь,
Что клубишь туманы у реки́,
Стрелы полове́цкие [7] вздымаешь,
Мечешь их на русские полки́?
Чем тебе не любо на просторе
Высоко́ под облаком летать,
Корабли лелеять в синем море,
За кормою во́лны колыхать?
Ты же, стре́лы вражеские сея,
Только смертью веешь с высоты.
Ах, зачем, зачем моё веселье
В ковылях [8] навек развеял ты?»

На заре в Путивле причитая,
Как кукушка раннею весной,
Ярославна кличет молодая,
На стене рыдая городской:

«Днепр мой славный! Каменные го́ры
В землях половецких ты проби́л,
Святослава в дальние просторы
До полков Кобя́ковых [9] носил.
Возлелей же князя, господи́не,
Сохрани на дальней стороне,
Чтоб забыла слёзы я отныне,
Чтобы жив вернулся он ко мне!»

Далеко́ в Путивле, на забрале,
Лишь заря займётся поутру,
Ярославна, полная печали,
Как кукушка, кличет на юру:

«Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половча́н
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан? [10] »